Гиббс о николае втором дом особого назначения. Царская семья
Несмотря на множество публикаций о последних годах семьи императора Николая II, в этой области остается много белых пятен. Крайне скудно написано о людях, не покинувших царскую семью до дня ее трагической гибели. Среди них — англичанин Чарльз Сидней Гиббс, человек сложной и интересной судьбы. 24 марта исполнилось 40 лет со дня его кончины.
Попав в Россию молодым человеком, Гиббс с годами превратился из неопытного преподавателя английского языка в доверенное лицо семьи Николая II.
Годы, проведенные вместе с императорской семьей, оказали громадное влияние на всю его жизнь и мировоззрение. Всю свою долгую жизнь он оставался верным памяти царской семьи и сумел сберечь многие реликвии, имеющие огромную ценность для российской истории. Пройдя непростой путь к православной вере, Чарльз Гиббс внес заметный вклад в распространение православия в Великобритании.
Чарльз Сидней Гиббс приехал в Россию весной 1901 года в качестве преподавателя английского языка. Со временем он становится членом, а затем и президентом Санкт-Петербургской гильдии учителей английского.
Однажды императрице Александре Федоровне сказали, что ее дочери плохо (с шотландским акцентом) говорят по-английски, и порекомендовали ей Гиббса. Осенью 1908 года он прибыл в Царское Село и был представлен своим будущим ученицам — великим княжнам Ольге и Татиане, которым было тогда 13 и 11 лет. Позже к занятиям присоединилась и девятилетняя Анастасия.
Спустя много лет Гиббс вспоминал: “Великие княжны были очень красивыми, веселыми девочками, простыми в своих вкусах и приятными в общении. Они были довольно умны и быстры в понимании, когда могли сосредоточиться. Однако у каждой был свой особенный характер и свои дарования”.
Через три года императрица попросила Гиббса стать наставником царевича в обучении его английскому языку. Алексею было тогда восемь лет. До этого он часто заходил в класс — “крошечный малыш в белых колготках и рубашке, окаймленной голубой и серебряной украинской вышивкой”. “Он обычно заходил в класс в 11 часов, осматривался и затем серьезно жал руку. Но я не знал ни слова по-русски, а он был единственным ребенком в семье, у которого не было английской няни с рождения, и он не знал ни одного английского слова. В тишине мы жали руки, и он уходил”.
Когда Гиббс начал заниматься с Алексеем, мальчик был бледным, нервозным и слабым из-за обострившейся болезни. Прошло несколько месяцев, пока была достигнута атмосфера взаимного понимания и доверия. Алексей почувствовал себя более свободно и пытался больше говорить по-английски.
Так сложилось, что в день отречения царя Гиббс покинул дворец, отправившись в город, чтобы узнать новости. Однако вернуться обратно ему удалось не сразу. Не помогло и вмешательство британского посла, который написал письмо главе Временного правительства с просьбой разрешить Гиббсу вернуться во дворец. Но положительного ответа не последовало.
Гиббс стал передавать во дворец письма, в которых аккуратно сообщал новости о положении в городе. Вернуться во дворец ему разрешили лишь 2 августа 1917 года — на следующий день после того, как его покинула императорская семья. Гиббс решил последовать за ставшими ему близкими людьми.
В начале октября ему удалось добраться до Тобольска. Он едва успел попасть на последнее судно, отправляющееся из Тюмени перед концом навигации. Также он стал последним из тех, кому удалось получить разрешение присоединиться к царской семье.
По воспоминаниям Гиббса, он был поражен, увидев, как постарела Александра Федоровна за прошедшие пять месяцев. В то же время Алексей выглядел более здоровым, чем обычно.
Все встретили Гиббса с радостью. Он привез свежие, хотя и не очень обнадеживающие новости, сообщения от друзей и родственников, новые книги, и с его приездом стало намного веселее проводить долгие зимние вечера. Гиббс продолжил занятия с тремя младшими княжнами и с Алексеем. Две тетради, в которых писали диктанты Мария и Анастасия, он затем хранил в течение всей своей жизни.
Перед Рождеством императрица попросила Гиббса написать от своего имени письмо Маргарет Джексон — ее бывшей гувернантке, к которой она была глубоко привязана и с которой переписывалась в течение многих лет, доверяя ей свои радости и печали. Теперь, с помощью этого письма, царица хотела дать английской стороне подробную информацию о ситуации в Тобольске, не раскрывая его истинного автора и адресата. В черновиках Гиббса сохранились его попытки сообщить главное, маскируясь стилем частной переписки: “Ты, должно быть, читала в газетах, что произошло много изменений. В августе Временное правительство решило переместить резиденцию из Царского Села в Тобольск”. Затем идет описание города, помещений в доме губернатора и деталей повседневной жизни, а дальше: “Ты не писала сто лет, или, может, письма не доходили. Попытайся снова написать, и, может, следующее достигнет адресата. Напиши новости про всех: как они, что делают. Я слышал, что Дэвид вернулся из Франции, как его мать и отец? И кузены, они тоже на фронте?”. Дэвид — это принц Уэльсский, и Александра Федоровна была уверена, что его имя подскажет Маргарет, что нужно передать это письмо королеве.
Но ответ так и не пришел. Позднее Гиббсу удалось разузнать, что письмо, высланное из Тобольска дипломатической почтой, дошло до Петрограда, но там его след терялся. Нет такого письма и в английских Королевских архивах, хотя другие упоминания о Гиббсе там имеются.
В своих воспоминаниях Гиббс пишет о том дне, когда император и императрица узнали, что их увозят из Тобольска. Хотя им не было сказано, куда они едут, все думали, что в Москву. “Говорили мало... Это было торжественное и трагичное расставание”. На рассвете вся прислуга собралась на застекленной веранде. “Николай пожал каждому руку и каждому что-то сказал, и мы все поцеловали руку Императрицы”.
В Екатеринбург Гиббс, Пьер Жильяр (учитель французского языка), баронесса Буксгевден, мадемуазель Шнейдер и графиня Гендрикова ехали в вагоне четвертого класса, который мало чем отличался от отапливаемого товарного вагона.
Поезд остановился, не доехав до станции. Гиббс выглянул из окна: на насыпи в ожидании пассажиров стояло несколько дрожек. Он и Жильяр видели, как княжны, увязая в грязи, пытались забраться на скользкую насыпь. Татиана несла тяжелые чемоданы в одной руке, в другой держа свою маленькую собачку. Матрос Нагорный подошел помочь, но его грубо оттолкнула охрана. Дрожки уехали, а поезд прибыл на станцию. Генерал Татищев, графиня Гендрикова и мадемуазель Шнейдер были уведены охраной, и больше их никто не видел.
В пять вечера оставшимся сказали, что они могут идти, куда пожелают, однако им не разрешено быть с императорской семьей. В конце концов их решили отправить обратно в Тобольск, но наступление Белой армии помешало этим планам, и их оставили в Екатеринбурге. Они провели в вагоне около десяти дней. Каждый день они шли в город, обычно по одному или по двое, чтобы не привлекать внимания, и проходили мимо Ипатьевского дома, надеясь хоть мельком увидеть кого-нибудь из царской семьи. Однажды Гиббс увидел женскую руку, открывающую окно, и подумал, что это, быть может, Анна Демидова. В другой день Гиббс и Жильяр, проходя около дома, увидели матроса Нагорного, которого вели солдаты со штыками. Он тоже их заметил, но сделал вид, что не узнал. Через четыре дня он был расстрелян.
Гиббс и Жильяр были вынуждены уехать в Тюмень, откуда регулярно звонили в британское консульство, пытаясь узнать что-то новое о ситуации заключенной семьи и о быстро наступающей Белой армии, на которую возлагались большие надежды.
26 июля белые взяли Екатеринбург. Едва узнав об этом, Гиббс с Жильяром поехали туда из Тюмени. В доме Ипатьева они увидели ужасное разорение. Все говорило о происшедшем здесь убийстве. Но что тогда означало официальное заявление Советского правительства о том, что императрица и наследник находятся в безопасном месте? А что с дочерями и слугами, о которых не было упомянуто? Жильяр был склонен на что-то надеяться, Гиббс был более скептичен.
В сентябре он поселяется в Екатеринбурге, где дает частные уроки. Так как его знали в британском консульстве, он был представлен Чарльзу Элиоту, британскому верховному комиссару в Сибири.
Гиббс следил за расследованием дела об убийстве царской семьи, и его всегда приглашали как одного из тех людей, которые могли идентифицировать найденные предметы. Он копировал показания свидетелей, даже тех, кто передавал только слухи или второстепенные сведения.
В это время британский верховный комиссар предложил ему пост секретаря в своем штабе. Гиббс сразу согласился на это предложение — он уже очень устал и соскучился по своим соотечественникам.
Передвижной штаб британцев находился в Омске и располагался в большом железнодорожном вагоне, приспособленном для жилья и работы. Прибыв в Омск, Гиббс узнал, что штаб отправляется во Владивосток.
27 февраля, уже во Владивостоке, Гиббс встретился с генералом Михаилом Дитерихсом, с которым он работал во время первого расследования в Екатеринбурге. Дитерихс рассказал ему, что привез с собой все материалы и собранные им вещи. Он намеревался переслать их в Англию. В тот же вечер они встретились с капитаном судна, на котором предполагалось отправить этот ценный груз. Предметы, среди которых были и довольно громоздкие, — например, инвалидное кресло императрицы, были описаны.
Летом 1919 года Гиббс помогал следователю Соколову в его расследовании убийства императорской семьи. Он вновь посещает Ипатьевский дом, шахты, где искали тела царственных страстотерпцев. В письме к своей тете Кейт Гиббс говорит о трогательной и печальной службе в память членов императорской семьи, которая состоялась 17 июля 1919 года, в день годовщины их гибели.
Гиббсу уже очень хотелось вернуться в Англию. Однако будущее его было неясно и тревожно. Временами он, должно быть, чувствовал себя как секретный агент, поскольку Дитерихс и Соколов доверили ему информацию, которую они оба считали опасной, и материальные доказательства, которые, как они полагали, представляли угрозу.
Соколов и Дитерихс еще раз встретились с Гиббсом в Чите на Рождество, 7 января 1920 года. Они сказали, что их жизнь в опасности, потому что они владеют сведениями об убийцах. Дитерихс принес с собой маленькую коробку, покрытую темно-сиреневой кожей, которая раньше принадлежала императрице. “Я хочу, чтобы вы взяли сейчас эту коробку с собой. В ней все их останки”, — сказал он Гиббсу.
Британская миссия отправилась в Харбин. Дитерихс вручил часть вещей главе миссии Лэмпсону, предполагая, что тот передаст их великому князю Николаю Николаевичу или генералу Деникину. Однако из Харбина Лэмпсон с частью сотрудников, среди которых был и Гиббс, был направлен в Пекин. Оттуда в феврале 1930 года Лэпсон сделал доклад в Лондон и попросил, чтобы материалы были приняты на хранение. В марте пришел отрицательный ответ. В это время Соколов и Дитерихс тоже находились в Пекине. Им удалось встретиться с французским генералом Янином и попросить у него помощи. Янин сказал, что “он считает исполнение той миссии, которую мы доверили ему, выполнением долга чести верному союзнику”. По некоторым сведениям, переданная генералу коробка до сих пор хранится в его семье.
Вскоре после этого Британская миссия в Сибири перестала существовать, и служба Гиббса закончилась. Казалось, теперь он может свободно вернуться в Англию, но его настроение изменилось. Он помнил, как болезненно Николай II воспринял британскую реакцию на свое отречение от престола, радость британского Парламента и поздравительную телеграмму Временному правительству. Родная страна Гиббса не предоставила убежища императорской семье. И он не хотел возвращаться туда.
Семь лет Гиббс провел в Харбине. В 1924 году он начал получать письма, в которых его спрашивали, известно ли ему о спасшихся членах царской семьи. Одна лондонская юридическая фирма попросила его опознать женщину на фотографии. Гиббс послал осторожный ответ: женщина имеет некоторое сходство с великой княжной Татианой, хотя глаза — наиболее запоминающаяеся часть лица Татианы — на фотографии были затемнены, а руки женщины казались слишком большими и широкими. Друзья и родственники Романовых начали забрасывать его статьями, в которых рассказывалось о якобы спасшихся от гибели великих княжнах, и требовали это прокомментировать, однако Гиббс предпочитал молчать.
Несмотря на свой возобновившийся в то время интерес к буддизму, Гиббс часто посещал русскую церковь, а среди его друзей были священники и прихожане, которые питали к нему особенное уважение, поскольку он был связан с царской семьей. Гиббс совершил паломничество в Пекин, где побывал у рак с мощами членов императорской семьи, захороненных там после того, как генерал Дитерихс, рискуя собственной жизнью, привез их из Сибири и доверил Русской православной миссии. Гробы были помещены в крипте кладбищенского храма, принадлежавшего миссии. Еще до визита Гиббса мощи великой княжны Елизаветы и инокини Варвары были перевезены в Иерусалим для захоронения в церкви святой Марии Магдалины, где преподобномученица Елизавета желала быть похоронена.
Совершив эту паломническую поездку в Пекин, Гиббс решает вернуться в Англию. Его семья встретила его так же радостно, как если бы он воскрес из мертвых.
В сентябре 1928 года он поступает на пастырский курс в Оксфорде и начинает внимательно изучать творения святых отцов. В то время в Англии шли дебаты об упрощении церковного языка, нанесшие авторитету Церкви серьезный ущерб. Гиббс понимает, что служить в Англиканской Церкви он не будет. Продолжая числиться в таможенном ведомстве, Гиббс в октябре 1929 года вынужден был вернуться в Харбин. Однако в середине сентября 1931 года начались военные действия между китайскими националистами и японской армией, базировавшейся в Мукдене. В 1932 году Япония захватила Маньчжурию, и Гиббс остался без работы.
По некоторым сведениям, один год он провел в японском буддистском монастыре, но это не избавило его от чувства разочарованности и духовной опустошенности.
Ему все чаще вспоминалась та духовная сила, которая помогала членам царской семьи сохранить мужество и достоинство посреди всех страшных испытаний, выпавших на их долю. Гиббс вспомнил поэтическую молитву, сочиненную графиней Гендриковой. Эту молитву семья часто читала вместе:
Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейство ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель, помоги.
Владыка мира, Бог вселенной,
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.
И у преддверия могилы
Вдохни в уста твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.
Гиббс был рядом с великой тайной, которую он только сейчас смог распознать. Он спешно едет в Харбин — чтобы стать православным. При крещении Гиббс принял имя Алексий — в честь царевича.
Духовным отцом Гиббса стал архиепископ Камчатский и Петропавловский Нестор. Это был миссионер, несший свет Евангелия язычникам-камчадалам. Он приехал в Харбин в 1921 году, спасаясь от красного террора. И здесь он тоже проявил свою энергию и опыт, организуя столовые для бедных, детские дома и больницы для эмигрантской общины.
Свои чувства Гиббс попытался выразить в одном из писем к сестре: это “почти как возвращение домой после долгого путешествия”.
В декабре 1935 года Гиббс принял монашество. В монашестве ему было дано имя Николай. В том же году он стал диаконом и затем священником. Все это время он обсуждал со своим наставником архиепископом Нестором возможность создания православного монастыря в Англии. Архиепископ благословил его отправиться на один год в Русскую православную миссию в Иерусалиме, чтобы получше узнать монашескую жизнь.
Иерусалимская Миссия была основана в конце XIX века для оказания помощи русским паломникам, в то время прибывавшим в Святую Землю большим потоком. После 1917 года поток паломников из России иссяк, но в Миссии оставались монахи и монахини. Здесь были захоронены останки великой княгини Елизаветы и инокини Варвары.
В 1937 году иеромонах Николай (Гиббс) возвращается в Англию. Однако основать там монашескую общину ему не удается. В 1938 году архиепископ Нестор, совершавший поездку по Европе, побывал в Лондоне. Он посвящает отца Николая в архимандриты и возлагает на него митру.
В 1941 году отца Николая приглашают в Оксфорд для организации там прихода. В этот университетский городок съехалось множество эмигрантов — переводчиков, журналистов, ученых. Службы проводились в старинном соборе, находившемся на территории одного из колледжей. После окончания войны студенты вернулись в колледж, и отец Николай начал поиски постоянного места для церкви. Он нашел три подходящих коттеджа и вложил в их покупку большую часть своих сбережений. В 1946 году в одном из этих зданий был освящен храм в честь святителя Николая Чудотворца.
Когда закончились хлопоты, связанные с ремонтом, отец Николай достал хранившуюся у него почти 30 лет удивительную коллекцию вещей, связанных с императорской семьей. Большинство этих вещей были с разрешения генерала Дитерихса взяты из дома Ипатьева в 1918 году.
На стенах храма он повесил иконы, некоторые из которых были подарены ему членами императорской семьи, а некоторые спасены им из Ипатьевского дома. В центре храма отец Николай повесил люстру в виде розовых лилий с металлическим зелеными листьями и веткой фиалок. Эта люстра раньше висела в спальне в Ипатьевском доме.
В алтаре отец Николай поставил ботинки, принадлежавшие Николаю II, которые он захватил из Тобольска в Екатеринбург, полагая, что они могут понадобиться Государю, но увидеть царя ему уже было не суждено.
И на каждой службе он поминал императора, императрицу, царевича и великих княжон.
Отец Николай надеялся основать музей, используя вещи, которые у него были, и затем привлечь других людей, хранивших память о царской семье, а также открыть в Лондоне Русский культурный центр. Но нехватка средств не позволила ему этого сделать.
Тем не менее, он переделал библиотечную комнату в миниатюрный музей. Здесь он поместил фотографии, которые он сделал в Царском Селе, Тобольске и Екатеринбурге; учебные тетради Марии и Анастасии; несколько листков меню из Тобольска с изображениями императорского креста; пенал, принадлежавший царевичу, и колокольчик, с которым он играл; медный герб с императорской яхты “Штандарт” и многие другие вещи, которые он сохранил.
В 1941 году, когда Гиббс приехал в Лондон, ему было уже 65 лет, и он нуждался в помощнике. Спустя несколько лет он так рассказывает о своем положении в письме баронессе Буксгевден: “Уже четыре года, как я пригласил сына столыпинского министра сельского хозяйства (Кривошеина) приехать ко мне со Святой горы Афон, где он провел 25 лет монахом после завершения обучения в Сорбонне... Отец Василий теперь ученый с достаточно высоким именем... На второй год его приезда я организовал все для его посвящения в священнический сан... Тогда он взял на себя все обязанности, связанные с храмом”.
В 1945 году отец Николай перешел в Московский Патриархат. И остался в болезненном одиночестве. В 1959 году Русский приходской совет принял решение переехать в основанный Николаем Зерновым Дом святого Василия и святой Макрины. Отец Василий (Кривошеин), который впоследствии стал архиепископом, также переехал. Отец Николай был глубоко обижен, считая, что это повлечет распад прихода.
Однако и в последние годы жизни отца Николая окружали друзья. Один из них — католик Питер Ласкелл, посещал англиканские, католические и православные церкви и хорошо знал православные службы. Он очень привязался к отцу Николаю и помогал ему во многом. Их дружба оказала на Ласкелла огромное влияние. Уже в 90-х годах, за две недели до своей смерти, он принял православие и был погребен в Иоанно-Предтеченском монастыре, основанным архимандритом Софронием в Эссексе.
Еще одним другом отца Николая стал Дэвид Беатти. Они познакомились в 1961 году, за два года до смерти отца Николая, на одном из праздничных мероприятий Англиканской Церкви. Беатти тогда только что вернулся из Москвы, где был переводчиком на первой ярмарке Британской торговли и промышленности. Они разговорились, и, заметив симпатию Беатти к членам императорской семьи, отец Николай целый час рассказывал ему о своей жизни с ними, превознося их мужество. Только позднее Беатти понял, что ему была оказана огромная честь, поскольку бывший наставник царевича очень редко говорил о царской семье.
Как вспоминает Беатти, за год до смерти отец Николай очень похудел и быстро терял силы. Но “его лицо было поразительным... Очень розовые щеки, яркие голубые глаза и всклокоченная белоснежная борода, доходящая до середины груди. Он был интересным и остроумным собеседником, его ум был ясен. Я был поражен его простотой и практичностью одновременно. Несмотря на его сложную судьбу и необычную внешность, он был совершенным англичанином в своем практическом подходе к вещам и в своем чувстве юмора... В нем ощущался естественный авторитет, он был человеком, которым восхищаются и с которым не спорят”.
Отец Николай умер 24 марта 1963 года в возрасте 87 лет и был похоронен на кладбище Хэдингтон в Оксфорде. Как рассказывали его друзья, навещавшие его в эти последние месяцы, он, несмотря на свою слабость, всегда улыбался.
После его смерти Дэвид Беатти с еще одним другом отца Николая зашли в его лондонскую квартиру, чтобы узнать, не угрожает ли архиву и вещам отца Николая опасность быть распроданными. Их заверили, что этого не случится, и пригласили в спальню отца Николая, где над кроватью висела икона — одна из тех, что когда-то были подарены ему императорской семьей. С течением лет ее краски потускнели и поблекли. Но за три дня до кончины отца Николая цвета постепенно начали обновляться и стали яркими, как прежде. И это было словно подарком отцу Николаю от святых страстотерпцев, чтобы отблагодарить его за долгую и преданную службу, как во время их жизни, так и после их мученической кончины.
Чарльз Сидней Гиббс (1876-1963 гг.), учитель английского языка и один из трех воспитателей Цесаревича Алексея, провел при дворе последнего русского Императора около десяти лет и разделил с Семьей пребывание в Тобольске (октябрь1917 - май 1918 гг.). Ему удалось избежать репрессий и вернуться в Англию. Будучи уже архимандритом Николаем, он способствовал распространению Православия и почитания Царской семьи в Англии. В Тюмени Сидней Гиббс бывал несколько раз в 1917-1918 гг.
Чарльз Сидней Гиббс, к сожалению, не вел дневниковых записей. Он делился воспоминаниями с некоторыми близкими людьми, и лишь эти воспоминания и оригинальные документы стали впоследствии объектом изучения.
Поздно вечером 4 августа (17 н.с.) 1917г. поезда с Царской семьей, свитой и охраной прибыли из Царского Села в Тюмень. Станция Тура, здание которой сохранилось (Пристанская,13), находится недалеко от Богородично-Рождественского Ильинского женского монастыря. Всю ночь перегружались на пароходы и, едва рассвело, «Русь», «Кормилец» и «Тюмень» отошли в Тобольск (пристань не сохранилась).
Чарльз Сидней Гиббс в это время находился в Петрограде, пытаясь получить разрешение проследовать в Тобольск, с удивлением узнал, что волен ехать куда ему угодно. Он стремился снова встретиться со своими учениками и их Родителями, хотя предполагал, что окажется в заточении. Уладив свои многочисленные проблемы, связанные с увольнением из Императорского училища правоведения, подыскав преподавателей для своих частных учеников и прочее, купил билет до Тюмени. В начале октября Гиббс, после полного приключений путешествия последним пароходом добрался до Тобольска. Все были рады встрече с ним. Царь «стиснул в объятиях».
В 1917 г. британская пресса постоянно публиковала заметки в адрес экс-Императора, которые больно ранили его. Сидней, будучи англичанином, был раздосадован этим, но ответить мог только личной преданностью. Его приезд внес некоторое разнообразие в размеренную и тусклую жизнь в заснеженном Тобольске. «Сиг», как звали его в Семье между собой, привез свежие новости, порой пугающие, письма от друзей и родственников, книжные новинки и идеи об оживлении долгих вечеров. Гиббс был талантливым драматургом, мог исполнять обязанности продюсера, а иногда и актера. Представления показывали по воскресеньям. Гиббс не только развлекал августейших особ, но и продолжил обучение царских детей английскому языку соответственно образовательной программе. Учитель долгие годы хранил две тетради, в которых Великие Княжны Мария и Анастасия писали диктанты Гиббса и переводы.
В дневнике Николая II подробно описан отъезд из Тобольска в Екатеринбург, датированный 13 апреля (26 н.с.) 1918 года. С больным Цесаревичем Алексеем оставались его сестры Ольга, Татьяна, Анастасия, воспитатели и учителя Гиббс и Жильяр, матрос Нагорный и некоторые другие. Утомительно тянулись дни, полные тревоги.
Вскоре Наследника сочли способным преодолеть длительное путешествие. 20 мая (н.с.) оставшихся в Тобольске Царственных узников и сопровождающих лиц посадили на знакомый уже пароход «Русь», который отплыл в Тюмень. В Тюмень они прибыли 22 мая. Здесь путешественников спешно пересадили с парохода на поезд. Гиббс, Жильяр и слуги сели в вагон 4-го класса, который немногим отличался от отапливаемого товарного вагона. Баронесса Буксгевден, графиня Гендрикова и мадмуазель Шнейдер, некоторые члены свиты ехали в вагоне второго класса. 23 мая, в день памяти апостола Симона Зилота, прибыли на запасные пути станции Екатеринбурга. Царских детей, матроса Нагорного и нескольких слуг увезли в ожидавших их экипажах. Генерала Татищева, графиню Гендрикову и мадемуазель Шнейдер арестовали и под охраной увезли. Больше их не видели. Оставшимся в вагоне восемнадцати пассажирам было объявлено, что они могут идти, куда хотят, но присоединиться к императорской семье им не разрешается. Идти было некуда, поэтому они оставались жить в вагоне.
Предполагаемый отъезд в Тобольск не осуществился из-за наступления войск Белой армии. Гиббс и Жильяр регулярно посещали Британское консульство, пытаясь выяснить, что они могут предпринять относительно положения арестованной семьи, узнавали подробности развития военных действий и, стараясь не привлекать внимания, проходили мимо Ипатьевского дома, надеясь увидеть кого-нибудь из царской семьи.
Через десять дней вагон прицепили к поезду, шедшему в Тюмень. На станции Камышлов состав задержали, так как приближались чешские войска. Переговоры с начальником вокзала привели к тому, что их вагон прицепили к другому поезду. Когда прибыли в Тюмень, оказалось, что 14 июня Тобольск был занят белыми и им не разрешили перейти линию фронта. В городе велась лихорадочная подготовка к отпору чехословакам. В Тюмени, как и в других городах губернии, были введены хлебные карточки. 20 июня чехословаки вошли в Тюмень. Власть в Тюменской (Тобольской) губернии, как и по всей Сибири, перешла к Временному Сибирскому правительству. Восстановили все органы власти Временного правительства, в том числе Городскую думу. Тюмень переполнили беженцы с Урала, в городе скопилось много войск как белогвардейских, так и чешских, словацких, сербских, несколько госпиталей, штабов. Две артиллерийские батареи поставили на Мысу в Жабынском заводе И.И. Игнатова. Город выглядел «как после большого погрома».
 |
Деревянный двухэтажный дом имел парадное крылечко, пилястры по углам, необычную форму окон, закругленных в верхней части, и наличники – «надбровные дуги». Здание было выстроено семьей И.П. Колокольникова специально для коммерческого училища. После освобождения дома от училища он был продан купчихе Вьюновой. Описание дома имеется в книге В.Е. Копылова «Окрик памяти»: «Солидное здание, когда-то украшение старого города, непременно останавливало на себе взгляд любого прохожего. Интересен интерьер здания, полностью приспособленного для учебного заведения, с широкими деревянными лестницами и резными перилами, точеными столбами – колоннами, светлыми и просторными комнатами с многочисленными окнами, из которых открывался величественный вид на Заречье и старую часть Тюмени с куполами церквей».
В начале 90-х гг. ХХ в. в здании располагался Тюменский отдел Сибирского казачьего войска и офицерского собрания (в настоящее время не сохранился). Напротив, чуть наискосок, находился одноэтажный дом церковного причта Знаменской церкви (сохранился, Семакова,1).
Можно предположить, и даже с большей долей вероятности, другое место жительства Ч.С. Гиббса летом 1918 года в Тюмени. Это дом по адресу: Нагорная, 2, рядом с Никольской (Крестовоздвиженской) церковью, принадлежавший вдове надворного советника Андрея Антоновича Матусевича, известного и уважаемого в Тюмени человека, уездного казначея, председателя Тюменского общества взаимного от огня страхования. «Отличный дом» перестроен. В стенах, где сжималось от невыразимой боли и скорби сердце будущего архимандрита Николая, где жили его воспоминания о своих ученицах, русских принцессах, их брате Цесаревиче Алексее, находится сейчас офис фирмы «Принцесса».
«Превосходный вид» изменился – нет Благовещенского собора, башни над Городской думой, рекламный щит не очень-то украшает вершину Затюменского мыса. Нам представляется промыслительным, что оба адреса возможного проживания Ч.С. Гиббса в Тюмени находились неподалеку от православных храмов, в которых были тогда и теперь есть приделы в честь Свт. Николая Мир Ликийского.
25 и 26 июля 1918 года белые войска заняли Екатеринбург и, узнав об этом, Гиббс и Жильяр отправились туда, чтобы разыскать Царскую семью. То, что увидели они в Ипатьевском доме, свидетельствовало о чудовищном преступлении. Вернувшись в Тюмень, Гиббс до конца лета оставался в той же комнате с прекрасным видом на Затюменский мыс и Заречье. Общаясь с друзьями, он пытался разобраться в разрозненной информации о Царской семье. В сентябре, получив разрешение переселиться в Екатеринбург, Ч.С. Гиббс переехал туда и поселился в доме. 10 по Солдатской улице. В Тюмень возвращался уже только за тем, чтобы забрать оставленные вещи. В Екатеринбурге он давал уроки английского языка, помогал генералу М. Дитерихсу, а затем следователю Н. Соколову вести расследование об убийстве Царской семьи. Пережив глубочайшее потрясение,
Ч.С. Гиббс мечтал о родине. Все чаще приходил к мысли, что в его жизни не было ничего столь же значительного, как вера, набожность и мужество, проявленные Царской семьей, которую он любил, которой так преданно служил. Секретарем штаба британского Верховного комиссара в Сибири сэра Чарльза Элиота вместе с белыми войсками Ч.С. Гиббс продвигался на Восток. Мелькали города: Екатеринбург, Омск, Владивосток, Харбин.
Из Харбина Гиббс совершил паломничество в Пекин с целью поклониться могиле, где были погребены останки нескольких членов Императорской фамилии, привезенных из Алапаевска. Преосвященный архиепископ Иннокентий, возглавлявший Русскую Духовную миссию в Пекине, отправил по просьбе Гиббса священника, чтобы тот отслужил в склепе кладбищенской церкви панихиду по убиенным.
В 1934 году Гиббс из Англии снова отправляется в Харбин, где была русская церковь – теперь уже для того, чтобы приобщиться к Православию. Вскоре было совершено таинство миропомазания и чин присоединения к Православной Церкви с именем Алексей. Гиббс понял, что Россия вручила ему сокровище, которое он должен взрастить у себя на родине. Это был его долг перед Православием и Царственными мучениками.
 |
В 1945 г. отец Николай признал Московскую Патриархию. Это решение, которое повредило ему как настоятелю храма, привело к болезненной для него изоляции и вызвало шок среди его друзей. Преставился ко Господу архимандрит Николай Великим постом 24 марта 1963 г. в больнице св. Панкратия и погребен на кладбище Хэдингтон в Оксфорде.
«Молю, Чтобы Христос вас благословил И направлял изо дня в день к святости.
Ваш Друг в радости и Утешение в беде; Молю,
Чтобы каждое облако вело вас к свету, Чтобы Господь вел вас от одной вершины к другой,
Сам являясь Дневной Звездой, Освещающей самую темную ночь. Молю,
Чтобы Богомладенец, Перед чьими яслями вы преклоняете колени,
Наполнил радостью вашу душу, Чтобы вы вернее следовали за Ним.
1917 г. Тобольск. Александра ».
Эта молитва, написанная лично Императрицей для С. Гиббса по-английски и подаренная на Рождество 1918 года, кажется нам путеводной на всю его еще долгую жизнь. Он выполнил задачу, которую поставил перед собой – посвятил свою жизнь свидетельству о святости Царственных мучеников, о красоте и благородстве их веры. За три дня до его кончины обновилась икона, подаренная Царской семьей и висевшая в его спальне в доме приемного сына Джорджа (Георгия Савельева. В другом переводе – Павельева).
Наиболее полное исследование о жизни Чарльза Сиднея Гиббса написала Кристина Бенаг (Нэшвилл, штат Тенесси, США). Ее собственные духовные искания также проходили от англиканской церкви к Православию, что и вызвало интерес к человеку, посвятившему жизнь распространению Православия в Великобритании и устроившему в Оксфорде православную часовню в честь Николая – Российского Царя Мученика, хотя официально называлась она во имя свт. Николая Мир Ликийского, Чудотворца.
Благодарим всех, оказавших нам помощь в поиске возможных тюменских адресов Ч.С. Гиббса: директора НИИ Истории науки и техники Зауралья ТюмГНГУ, проф. В.Е. Копылова, сотрудника отдела по охране памятников истории культуры Управления по культуре Администрации города Тюмени В.А. Чупина, А.А. Зырянова, краеведа И.Г. Шаршину.
Надежда Антуфьева, Татьяна Шиянова, г. Тюмень
Г. в городе Ротерхэм (Rotherham), что в Йоркшире, Англия , в семье банковского служащего Джона Гиббса и дочери часовщика Мэри Энн Элизабет Фишер.
Был секретарём при штабе британского верховного комиссара в Сибири. В году вместе с Пьером Жильяром в Екатеринбурге помогал следователю Соколову в расследовании убийства императорской семьи. В письме к своей тете Кейт Гиббс рассказал о трогательной и печальной службе в память членов императорской семьи, которая состоялась 17 июля года, в день годовщины их гибели.
Переехал вместе с британской миссией в Омск . Соколов и генерал Дитерихс еще раз встретились с Гиббсом в Чите на Рождество, 7 января года. Они сказали, что их жизнь в опасности, потому что они владеют сведениями об убийцах. Дитерихс принес с собой маленькую коробку, покрытую темно-сиреневой кожей, которая раньше принадлежала императрице. “Я хочу, чтобы вы взяли сейчас эту коробку с собой. В ней все их останки”, - сказал он Гиббсу.
На некоторое время был направлен в Русскую православную миссию в Иерусалиме .
Он нашел три подходящих коттеджа и вложил в их покупку большую часть своих сбережений. В году в одном из этих зданий был освящен храм в честь святителя Николая Чудотворца.
Когда закончились хлопоты, связанные с ремонтом, отец Николай достал хранившуюся у него почти 30 лет удивительную коллекцию вещей, связанных с императорской семьей. Большинство этих вещей были с разрешения генерала Дитерихса взяты из дома Ипатьева в году.
На стенах храма он повесил иконы, некоторые из которых были подарены ему членами императорской семьи, а некоторые спасены им из Ипатьевского дома. В центре храма отец Николай повесил люстру в виде розовых лилий с металлическим зелеными листьями и веткой фиалок. Эта люстра раньше висела в спальне в Ипатьевском доме. В алтаре отец Николай поставил ботинки, принадлежавшие Николаю II, которые он захватил из Тобольска в Екатеринбург, полагая, что они могут понадобиться Государю, но увидеть царя ему уже было не суждено. И на каждой службе он поминал императора, императрицу, царевича и великих княжон.
В последние годы жизни отца Николая окружали друзья. Один из них - католик Питер Ласкелл, посещал англиканские, католические и православные церкви и хорошо знал православные службы. Он очень привязался к отцу Николаю и помогал ему во многом. Их дружба оказала на Ласкелла огромное влияние. Уже в 90-х годах, за две недели до своей смерти, он принял православие и был погребен в Иоанно-Предтеченском монастыре, основанным архимандритом Софронием в Эссексе .
Еще одним другом отца Николая стал Дэвид Беатти. Они познакомились в 1961 году, за два года до смерти отца Николая, на одном из праздничных мероприятий Англиканской Церкви. Беатти тогда только что вернулся из Москвы, где был переводчиком на первой ярмарке Британской торговли и промышленности. Они разговорились, и, заметив симпатию Беатти к членам императорской семьи, отец Николай целый час рассказывал ему о своей жизни с ними, превознося их мужество. Только позднее Беатти понял, что ему была оказана огромная честь, поскольку бывший наставник царевича очень редко говорил о царской семье.
Как вспоминает Беатти, за год до смерти отец Николай очень похудел и быстро терял силы. Но “его лицо было поразительным... Очень розовые щеки, яркие голубые глаза и всклокоченная белоснежная борода, доходящая до середины груди. Он был интересным и остроумным собеседником, его ум был ясен. Я был поражен его простотой и практичностью одновременно. Несмотря на его сложную судьбу и необычную внешность, он был совершенным англичанином в своем практическом подходе к вещам и в своем чувстве юмора... В нем ощущался естественный авторитет, он был человеком, которым восхищаются и с которым не спорят”.
Архимандрит Николай (Гиббс) скончался 24 марта г. Он похоронен на кладбище Хэдингтон в Оксфорде.
Использованные материалы
- Т. Горбачёва Царская семья в судьбе Чарльза Гиббса
Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова: дневники и воспоминания / Печатается по изд.: Tutor to the Tsarevich: An Intimate Portrait of the Last Days of the Russian Imperial Family / Compiled from the papers of Charles Sydney Gibbes, by J.C. Trewin. London, 1975 / Пер. с англ.: И.В. Воронин, Т.Г. Курепина; под ред. В.М. Лукиной; The Romanovs & Mr. Gibbes: The story of the Englishman who taught the children of the last Tsar, by Frances Welch. London, 2002 / Пер. с англ. В.М. Лукина; под ред. И.В. Федосенок, К.А. Выборновой; отв. ред. и сост. коммент.: Т.Б. Манакова, А.А. Мановцев (предисл., примеч.). М.: Изд-во Патриаршего подворья храма-домового мц. Татианы при МГУ им. М.В. Ломоносова, 2013. – 704 с.: ил. – 1500 экз.
Данная книга посвящена памяти преподавателя и воспитателя наследника российского престола англичанина Чарльза Сиднея Гиббса (1876–1963) и рекомендована к публикации Издательским советом Русской православной церкви. Это не первый проект группы ученых-энтузиастов, связанный с освещением трагического этапа в жизни последнего российского императора и его семьи . Похвальные усилия подготовителей позволили обеспечить качественный перевод с английского языка включенных в рецензируемое издание двух книг английских авторов, составить комментарии и примечания, базирующиеся на широком круге исторической литературы и ранее неизвестных источников.
Интерес к личности Ч.Гиббса объясняется необычностью его судьбы. Став учителем царских детей благодаря стечению обстоятельств, он оказался в близком общении с венценосной семьей, которую оценивал как «идеальную в отношении друг к другу… совершенно редкую» (С. 107). Гиббс, как и наставник детей швейцарец Пьер Жильяр (1879–1962), не предал и не покинул ее в самый драматичный момент, оставался с ней вплоть до вынужденной разлуки в Екатеринбурге (май 1918 г.), участвовал в расследовании кровавого злодеяния, спасении материалов следствия Н.А. Соколова, а потом, уже вне пределов России, делал все для сохранения памяти о страстотерпцах. Но если для Жильяра потрясение от происшедшего вылилось в написание книг о царской семье и разоблачении самозванцев , то Гиббс, прикоснувшись к разыгравшейся трагедии, совершил необычный для англичанина поступок: в 58 лет принял православие, стал вначале монахом, а позднее был возведен в сан архимандрита. До конца своих дней этот мужественный, ответственный человек, верный чести и долгу, молился за невинно убиенных, основал в Оксфорде православный храм, в котором поместил иконы и предметы, ранее принадлежавшие царской семье.
Предваряют рецензируемое издание предисловия Т.Б. Манаковой и К.А. Протопопова (к книге в целом), а также А.А. Мановцева к книгам Дж.Тревина и Ф.Уэлч. Мановцев критически оценил позицию обоих авторов, обвинив их в либерализме, лихости оценок, показе слабостей императора и властности царицы и особенно «выгодной для либерального сознания» «сложной» фигуры Распутина, а также «разных несуразностей и казусов» в церковном служении о. Николая (Ч.С. Гиббса) (С. 8–11). Но, к сожалению, практически ничего не сказано, в чем состояла работа над книгой «Наставник…». Введение от редактора и составителей, в котором бы раскрывались суть дополнения текстов английских изданий, принципы подготовки материалов книги, подстрочных примечаний и комментариев, отсутствует. Без этого трудно понять, насколько обогатился научно-справочный аппарат русского издания в сравнении с английским. Но главное, отсутствие единых подходов у подготовителей создало определенные трудности для читателей в понимании и освоении представленных текстов: встречаются даже разные переводы одних и тех же текстов в разных частях книги, например, сюжета о встрече английского посла Дж.Бьюкенена с Николаем II (С. 62, 532), а также отдельных цитат (С. 75, 521–522). Набор цитат из различных источников подчас дает противоречивую картину событий и их оценку (С. 171, 418–422, 484). Перекрестные же отсылки к публикуемым документам и текстам, а также к комментариям и подстрочным примечаниям отсутствуют.
Книга Дж.Тревина «Учитель цесаревича: подробное описание последних лет жизни царской семьи, подготовленное на основе документов Чарльза Сиднея Гиббса» состоит из 24 глав. Автор детально, с использованием документов из личного архива Ч.Гиббса (распорядителем в настоящее время является Дж.Гиббс – внук его приемного сына), а также исторической литературы и мемуаров, восстанавливает жизненный путь англичанина, изобилующий необычными поворотами и злоключениями. Большой интерес представляют дневниковые записи Гиббса и письма английским родственникам, в первую очередь тетушке Кейт, где описаны история его приглашения в качестве учителя царских детей, подробности жизни императорской семьи в Царском Селе и заточении, события, происходившие с ним уже после ее гибели. С особой симпатией Гиббс говорит о маленьком Алексее, которого воспитывал согласно британским традициям, старательно учил английскому языку, проводил с ним досуг. Приведенные сведения позволяют по-новому оценить мотивы, которыми руководствовался Гиббс, приняв решение сопровождать царскую семью в изгнание, а также его участие в расследовании убийства и сохранении собранных на месте трагедии реликвий, документов и вещественных доказательств.
При публикации книги Дж.Тревина составители применили шрифтовые выделения (четко не пояснив их принцип). В предисловии сказано, что так обозначены отрывки из дневников Гиббса, в том числе дополнившие с согласия наследника Дж.Гиббса книгу Тревина, фрагменты его переписки, а также цитаты из книг различных авторов с указанием источников цитирования. Но поскольку при этом большая часть использованной литературы опубликована после 1975 г., т.е. выхода книги Тревина на английском языке, осталось неясным, получили ли составители рецензируемого издания права на столь значительные дополнения авторского текста.
Особую ценность представляет иллюстративный материал к книге Дж.Тревина, в подавляющем большинстве высокого качества, датированный и атрибутированный. Это 181 фотодокумент, 26 из них «публикуется впервые». Многие снимки, судя по аннотациям, были сделаны Гиббсом, в том числе во время пребывания царской семьи в Тобольске, переезда в Тюмень и Екатеринбург, раскопок на месте предполагаемого уничтожения тел убитых, и сохранились в его личном архиве. К сожалению, в предисловии Т.Б. Манаковой и К.А. Протопопова по поводу публикации фотографий сведений практически нет; составители не указали, что именно опубликовано в английском издании, сколько снимков и какие включены дополнительно. Не всегда также в аннотациях названо место хранения оригиналов, хотя из предисловия известно, что Тревин включил в свою книгу фотографии не только из собрания Гиббса, но и из королевских архивов в Виндзоре. Можно также предположить, что составители дополнили ее фотоснимками из архивов М.К. Дитерикса, П.П. Булыгина, П.Жильяра, семьи Хитрово (архивные шифры не указаны) и коллекции Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ).
Количество и объем комментариев к книге Тревина, широкое привлечение отечественной и зарубежной литературы поражают. Комментарии занимают 201 страницу, в то время как собственно текст книги Тревина (с дополнениями составителей) – 227. Отдавая должное огромной исследовательской работе авторов комментариев, нельзя не задаться уже поднимавшимся вопросом об их «необходимости» и «достаточности» , ведь они «не должны быть похожи на энциклопедические статьи, тем более на миниатюрное исследование или историографический экскурс» . Особенно заметны излишества, связанные с публикацией сведений генеалогического характера. В отдельных случаях объем комментариев вызывает недоумение с учетом незначительной причастности упоминаемых лиц или объектов к сюжету книги, например, о С.А. Есенине (С. 41–42), дворцах и парках в окрестностях Санкт-Петербурга (С. 249, 250–252), захоронении Г.Е. Распутина и осквернении его могилы (С. 324–329), обыске в квартире баронессы С.К. Буксгевден (С. 369–371), об алапаевских мучениках (С. 423–436). При этом в некоторых пространных комментариях важная информация отсутствует. Так, в истории сноса Ипатьевского дома не упоминается непосредственно причастный к этому Б.Н. Ельцин, к тому же ссылка на комментарий дана по книге Н.Росса «Гибель Царской семьи» (Франкфурт н/М., 1987) (С. 378–381).
Отметим и то, что составители комментариев опираются преимущественно на книги православных авторов и крайне мало используют работы известных историков, публикации архивных документов, а также воспоминания участников или очевидцев событий, а это подчас приводит к неадекватным трактовкам и искажению фактов. Например, в одном из комментариев со ссылкой на книгу П.В. Мультатули «Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти…» (М.; Екатеринбург, 2010) говорится, что «ни с юридической, ни с моральной, ни с религиозной точки зрения никакого отречения от престола со стороны царя не было» (С. 69). Безапелляционно преподносится недавно появившаяся сенсационная версия о том, что устранение Г.Распутина в Юсуповском доме фактически осуществили офицеры британской армии Освальд Райнер и Стивен Элли, и дается ссылка в одном случае на книгу Э.Кука «Убить Распутина. Жизнь и смерть Григория Распутина» (М., 2007), в другом – на книгу Дж.Кука «Как убить Распутина» (Лондон, 2006). Без ссылки на источник говорится, что Я.Свердлов «был сильно избит рабочими в одном из городов и вскоре умер» (С. 375). В целом заметна односторонняя оценка отдельных личностей, к которым царская чета относилась без особых симпатий. Так, великий князь Николай Николаевич младший – верховный главнокомандующий Русской императорской армией в 1914–1915 гг. называется не иначе как «кровавый» (С. 4, 274–275 и др.). А вывод из книги П.В. Мультатули о том, что « главная причина ссылки царской семьи в далекий сибирский город» – это «масонско-старообрядческая месть русскому царю» (С. 341), подтолкнул авторов комментариев найти «масонский след» в действиях ряда лиц, влиявших в определенной степени на события февраля 1917 г., судьбу Николая II и отречение великого князя Михаила Александровича. В их числе «матерый масон» Керенский (С. 334), масоны Набоков (С. 338) и князь Кудашев (С. 429). Повторяется в комментариях и давно вброшенная, ни на чем не основанная и не подтвержденная архивистами псевдосенсация о том, что дневники Николая II – «советская подделка», в которую целенаправленно были внесены изменения (неясно только какого свойства) (С. 163, 197).
Тенденциозность многих комментариев и зачастую их неподкрепленность ссылками на источники свидетельствуют, что авторы, за редким исключением, не готовы представить различные версии отдельных событий. Кроме того, ряд суждений и оценок, по нашему мнению, ошибочный, например: Николай II решил вернуться в Царское Село, «так как почувствовал ненадежность генералитета» (С. 302); государь «на беззаконные требования» (об отречении) отвечает «беззаконным актом» (т.е. собственно актом отречения» (С. 311); Могилев, где находилась Ставка верховного главнокомандующего, являлся последней столицей Российской империи (С. 43). Не в полной мере понятно и не разъяснено, почему записи наследника Алексея (от его лица) делал Гиббс. На каком языке, по какой причине? В то же время Алексей вел свой дневник (приведена цитата из его записи от 17/30 ноября 1916 г). Получается, что дневники Гиббса 1916 г., которые он вел в Ставке, написаны то от его лица, то от лица наследника, в связи с чем возникает вопрос об их классификации. Неслучайно Уэлч в своей книге оценивает «дневники» Гиббса как «тетрадь для заметок», «Дневник от имени Алексея» (С. 463.)
В книге Тревина не всегда указано авторство (Тревин, переводчик или редактор) многочисленных подстрочных примечаний, которые по сути значительно ближе к комментариям. В них также проявляется тенденциозность в подборке цитат к комментируемым сюжетам, не все они снабжены ссылками на использованные источники.
В главе XI «Обучение в Тобольске» в подстрочном примечании говорится, что Ч.Гиббс был дважды допрошен следователем Н.А. Соколовым (27 июня и 1 июля 1919 г.) и даются большие фрагменты этих документов с указанием на то, что полностью они приведены в разделе «Приложение» на с. 101, хотя там этих материалов нет.
Встречаются и досадные ошибки. Например: штабс-капитан Петроградского полка П.П. Булыгин трагически погиб в Асунсьоне (С. 416), тогда как он умер от кровоизлияния в мозг на террасе собственного дома в Парагвае ; документы следственного дела Соколова переданы Гирсу после 16 октября 1921 г. (С. 421), а в другом месте книги (С. 422) – генерал Жанен сдал их Гирсу в Париже в 1920 г.
Небольшая по объему книга Ф.Уэлч «Романовы и мистер Гиббс. История англичанина, учившего детей последнего русского царя» тоже базируется на дневниках Гиббса, его письмах и исторической литературе. Подробнее всего Ф.Уэлч освещает последний период жизни Гиббса в Англии, его православное богослужение и возникавшие на этом поприще проблемы, создание им в Оксфорде в память о царской семье Дома святителя Николая Чудотворца. Эта книга носит популярный характер, в ней нет ни обширных цитат (а те, что публикуются, не имеют сносок на источники), ни комментариев, ни отсылок к таковым в книге Тревина. Вместе с тем такая необходимость в отдельных случаях ощущается. Например, для разъяснения причин отказа короля Георга V от приглашения царской семьи в Англию (С. 46), что чрезмерно уязвило самолюбие Николая II (С. 470–471); ряда других фактов: Гиббс в Ипатьевском доме «спустился в окровавленный подвал» (С. 479); Гиббс (о. Николай) после перехода под юрисдикцию Московской патриархии получал продовольственные посылки из Советского Союза (С. 492).
Примечания в этой книге минимизированы, сделаны в основном переводчиком, уточняющим авторство упоминаемых произведений и др. Имеются также примечания редактора Т.Б. Мановцевой, опровергающие или уточняющие некоторые суждения Ф.Уэлч, которую оценивает однозначно – «столь чуждый нам автор» (С. 462), во многих случаях без убедительных доказательств (С. 447, 449, 465).
В качестве приложений в книге «Наставник…» подготовители опубликовали ряд разноплановых материалов, в числе которых дневник Ч.Гиббса, написанный летом 1916 г. и охватывающий три дня – 29, 27 июля и 4 (17) августа (С. 515–517). Но почему записи только за эти дни и где они хранятся, осталось непонятным. Далее помещены переводы воспоминаний Ч.Гиббса о царской семье, написанных им уже в сане архимандрита в 1937 г. (С. 518– 533) (подлинник находится в его личном архиве в Бодлианской библиотеке Оксфордского университета; архивный шифр не указан), а также «Десять лет с русской императорской семьей» (С. 534–547), опубликованных в «Приходском листке» Соборного храма Христа Спасителя в Нью-Йорке в 1949 г. Последние предваряет небольшая вводная статья В.Шмитта, где цитируется фрагмент воспоминаний Гиббса, перевод которого разнится с приведенным в самой книге (С. 535, 544). Подстрочные примечания и комментарии этой публикации не имеют ссылок на источники. Например, информация о доме Ипатьева в Екатеринбурге базируется на комментарии из переизданной в 2002 г. книги С.В. Маркова «Покинутая царская семья. Царское Село – Тобольск – Екатеринбург». К тому же ее следовало дополнить, поскольку все документы о принятии решений о сносе дома рассекречены.
Здесь же помещена статья д-ра философии Оксфордского университета С.Н. Большакова «Дом святителя Николая Чудотворца в Оксфорде» с развернутыми биографическими данными упоминаемых лиц (в подстрочных примечаниях), приуроченная к освещению этого «исключительного учреждения» («одновременно церковь, центр для исследования богословия, истории и культуры православного Востока для западных христиан и затем – музей, полный редких икон, облачений, книг и реликвий последних дней императорской семьи») (С. 548–553), напечатанная также в названном выше «Приходском листке».
Отдельным блоком помещены документы генерал-лейтенанта М.К. Дитерикса, куда входят перечень книг, принадлежавших великим княжнам, наследнику и государыне и обнаруженных им в доме Ипатьева после их гибели, а также тексты молитвы и стихотворения, хорошо известных и многократно опубликованных (С. 554–562). Однако не указано, что сведения об обнаруженной в Ипатьевском доме литературе обнародованы еще в 1991 г.
Особо следует остановиться на двух материалах раздела «Приложение». Понимая зыбкость своей позиции, подготовители так объясняют свое решение об их включении в книгу: «В процессе подготовки издания у нас появились ценные материалы о двух других лицах, близких к царской семье, – фрейлине Маргарите Сергеевне Хитрово и графине Анастасии Васильевне Гендриковой... Мы сочли уместным дать их в качестве приложений – в память о людях, находившихся рядом с царской семьей во время ссылки» (С. 5–6). Конечно, нельзя не признать новизну и ценность этих материалов, однако они действительно выпадают из общей темы и являются предметом специальных публикаций, тем более учитывая их немалый объем.
Фрейлине М.С. Хитрово и так называемому «монархическому заговору» (публикация канд. ист. наук В.М. Хрусталева и К.А. Протопопова) посвящены 74 страницы (С. 563–637). Это самостоятельное исследование, в котором авторы с привлечением малоизвестных источников, в том числе из личного фонда М.С. Хитрово, хранящегося в Государственном архиве Российской Федерации, периодики, зарубежных публикаций, сделали попытку развенчать некоторые оценки и суждения по поводу поездки Хитрово в Тобольск с целью спасения царской семьи. С учетом назначения и места данного материала в книге он оставляет ощущение чрезмерности объема, который можно было сократить за счет многочисленных и больших цитат. В недостаточной степени проведена археографическая подготовка к публикации переписки М.С. Хитрово с великой княжной Ольгой Николаевной и государыней (единообразие в передаче текста отсутствует, сокращения и недописанные слова большей частью не раскрыты, подлинность документов не указана, отточия не пояснены и т.д.).
Завершает книгу публикация д-ра ист. наук Л.А. Лыковой и К.А. Протопопова «Графиня Анастасия Васильевна Гендрикова – верная слуга царской семьи (по документам из личного архива генерал-лейтенанта М.К. Дитерикса)», подготовленная по документам предварительного следствия по делу об убийстве Николая II, его семьи и их приближенных, хранящимся в РГАСПИ (С. 563–637). Это самостоятельный сюжет, связанный с графиней А.В. Гендриковой, фрейлиной, опекавшейся императрицей в сложный для той момент жизни – смерти отца и тяжелой болезни матери (но не «слугой», как указано в заглавии публикации). Она была одной из тех, кто «претерпел до конца» из-за своей верности и преданности царской семье (убита в окрестностях Перми в ночь на 3 сентября 1918 г.). В публикации не поясняется, каким образом эти материалы (выдержки из дневника Гендриковой, переводы писем к ней императрицы Александры Федоровны, предисловие Дитерикса к описи предметов и вещей Гендриковой), подлинники которых были помещены Дитериксом в синюю шкатулку и вывезены в Европу, оказались на полках бывшего партийного архива в составе фонда 588 («Коллекция документов по истории России 1885–1985 гг.». Оп. 3 «Документы о расстреле Николая II и членов его семьи»). Авторы указывают, что сюжет подготовлен по документам личного архива М.К. Дитерикса. Фактически же речь идет лишь об одном деле, озаглавленном «Документальные материалы следователя Омского окружного суда Н.А. Соколова по делу о судьбе царской семьи. 7 февраля 1919 – сентябрь 1922 г.».
При публикации документов, в частности отрывков из дневника Гендриковой, не сказано, кто и когда перевел текст, что известно о подлинном дневнике, месте его хранения. Также не указано, где находятся «оригинальные письма» государыни к С.П. Гендриковой (С. 648), приобретенные на аукционе Сотбис в 1989 г. М.Л. Ростроповичем. Вместе с тем в книге Л.А. Лыковой «Следствие по делу об убийстве российской императорской семьи» (М., 2007) имеются сведения, что после покупки они хранились в одном из банков Швейцарии (С. 219). Некоторые из публикуемых писем, записок не датированы, не указано место их написания, комментарии отсутствуют, хотя многие сведения об упоминаемых лицах можно восстановить по другим источникам. Публикуются здесь и тексты на трех художественных открытках, посланных государыней А.В. Гендриковой, при этом не сказано, что их репродукции наряду с фрагментом записки императрицы Александры Федоровны к А.В. Гендриковой с подписью «Узница А.», помещены в книге в 5-м блоке иллюстраций между страницами 224 и 225.
В публикуемой «Описи вещам, принадлежащим гр. Гендриковой и найденным в камере Волжско-Камского банка», где в 1918 г. размещался Уральский областной Совет (С. 666– 668), не оговаривается, что это часть описи (начата с пункта 109), и не пояснено, что опущено.
Завершают книгу список литературы и краткий именной указатель. В последний, к сожалению, не включены домашние или уменьшительные имена и прозвища упоминаемых лиц с перекрестной отсылкой к полной информации о них. Об отдельных лицах (Эльфенгрен, Скакун, гр. Карлова, Гегернь, Иссакиянс, Писаревский, Николаев, великая княгиня (правильно княжна) Ксения Георгиевна и др.) сведения вовсе отсутствуют. В связи с тем, что листы с иллюстрациями в книге не пронумерованы, за рамками указателя остались лица, изображенные на фотографиях и упомянутые в аннотациях к ним (например, фрейлина государыни О.Е. Бюцева, лакей Ф.А. Журавский, камер-фурьер А.П. Кирпичников, повар Д.М. Верещагин), а также лица, причастные к расстрелу царской семьи.
Список литературы включает 121 позицию. Но принцип ее отбора не пояснен, поэтому возникает вопрос об отсутствии в нем ряда публикаций, например некоторых коллективных монографий и интернет-изданий.
Многих из отмеченных недостатков можно было бы избежать при условии тщательного редактирования текста книги, создания единых комментариев и именного указателя. В целом же книга «Наставник…» ввела в научный оборот новые документы и материалы, позволившие еще раз прикоснуться к трагедии венценосной семьи, оценить величие духа российского императора, императрицы и их детей в условиях несвободы и подвиг тех, кто был им верен как при жизни, так и после смерти.
Т.Ф. ПАВЛОВА
См.: Буксгевден С.К. Жизнь и трагедия Александры Федоровны, императрицы России: Воспоминания фрейлины: В 3 кн. М., 2012 / Пер. с англ.; предисл. от издателей, сост. коммент.: Т.Б. Манакова, К.А. Протопопов.
Жильяр П. Император Николай II и его семья. Вена, 1921; М., 1991; Он же. Тринадцать лет при русском дворе (Петергоф 1905 – Екатеринбург 1918 г.). Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. Париж, 1978; Жирарден Д., Жильяр П. Рядом с Царской семьей. М., 2006; и др.
Козлов В.П. [Рец.]. Между молотом и наковальней: Союз советских писателей: Док. и коммент. Т. 1: 1925 – июнь 1941 г. М., 2011 // Отечественные архивы. 2012. № 1. С. 117–121.
Там же. С. 120.
Павел Булыгин. Пыль чужих дорог. Собрание стихотворений. М., 2009. С. 18.
Дитерикс М.К. Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале. М., 1991. Ч. 1. С. 179–180.
Книга посвящена Чарльзу Сиднею Гиббсу, который в течение десяти лет был учителем английского языка у детей Императора Николая II и наставником Цесаревича Алексея.
В книгу вошли дневники Гиббса, которые раньше нигде не публиковались, письма его родной тете Кейт, где он описывает интересные подробности жизни Царской Семьи в ссылке, воспоминания Гиббса о Царской Семье, написанные им в июле 1949 года в Оксфорде. Также в издание включены две книги английских авторов Джона Тревина и Франсис Уэлч, рассказывающие о Сиднее Гиббсе. Они были опубликованы в Лондоне в 1975 и 2002 годах.
Интересно, куда заводит жизнь, если смотреть от точки рождения человека до последней точки земного бытия. Точно, что родители Чарльза Сиднея Гиббса, радуясь его появлению на свет 19 января 1876 года в английском Ротерме, не предполагали, что закончит свои дни православным священником и монахом, архимандритом Николаем, а жизнь его окажется связанной с жизнью семьи Николая II, члены которой будут прославлены Русской Православной Церковью в лике святых…
В 1901 году Чарльз Сидней Гиббс переехал в Россию, а в 1908 году – был приглашен преподавателем английского языка к царским детям. «Великие княжны были очень красивыми, веселыми девочками, простыми в своих вкусах и приятными в общении. Они были довольно умны и быстры в понимании, когда могли сосредоточиться. Однако у каждой был свой особенный характер и свои дарования», - позднее будет вспоминать он.
Спустя какое-то время он так же стал «наставником» наследника Алексея Николаевича вторым с Пьером Жильяром.
Как отметила Татьяна Курепина, одна из переводчиков книги, от человека, хорошо знавшую Царскую Семью, по каким-то бытовым ежедневным моментам можно и представить себе жизнь Семью. Именно вот такие казавшиеся в свое время, может быть и незначительными, моменты спустя годы становятся историческим документом.
«Урок длился 15 минут. Он (цесаревич ) постоянно делал плетки, и я помогал ему. Он немного говорил по-английски и под конец урока, наконец-то, сосредоточился, был не так застенчив. У него милое маленькое лицо и очень обаятельная улыбка» (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).
За десять лет, что Гиббс находился рядом с Царской Семьей, он стал предан всем ее членам. Он был рядом с ними и после 1917 года, добровольно отправился за ними в Тобольск.
У читателей появляется возможность увидеть Царскую Семью глазами человека, хорошо знавшего ее членов.
«Свидетельства об Императрице, даже краткие, будут не полными без упоминания о Ее благочестии и набожности. Эти качества были присущи ей с детства, и переход в Православную Церковь послужил усилению всех Ее религиозных инстинктов. (…) Она всегда стремилась к простой жизни и всем сердцем стала православной. Догматы Православия стали ведущими в ее жизни. Будучи преданной православию, Императрица, до самой своей смерти, скрупулезно соблюдала посты и праздники Святой Церкви. Перед всеми важными событиями Она и Ее муж исповедовались и причащались. (…) В то же время я должен добавить, что Она вела себя без всякого фанатизма и с величайшей умеренностью» (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).
Читаешь книгу, вглядываешься в фотографии и то, что произошло почти 100 лет назад, становится близким-близким. В издание, по словам Кирилла Протопопова, одного из его авторов-составителей, вошли фотографии из архива Гиббса, которые ранее не публиковались. Например, фотография походной кровати Цесаревича в Тобольске, или – карета, увозящая Государыню в 5 утра из Тобольска в Екатеринбург…
Именно у этой кровати больного Алексея сидел Чарльз Сидней Гиббс, когда Государыня вынуждена была оставить детей и поехать вслед за мужем. Гиббс сопровождал детей в их поездке в Екатеринбург, но потом их увезли, а сопровождающим не позволили к ним присоединиться…
И после их гибели Гиббс оставался рядом: после того, как в Екатеринбург пришли белые, помогал следователю Николаю Соколову в его расследовании гибели Царской Семьи.
«Я всегда чувствовал, что мир, в общем, никогда не принимал Императора Николая II всерьез, и я часто интересовался почему. Он был человеком, у которого не был низменных качеств. Я думаю, что в основном это можно объяснить тем фактом, что Он выглядел абсолютно неспособным внушать страх. Он знал очень хорошо, как сохранить свое достоинство. Никто даже помыслить себе не мог вольности по отношению к Императору. (…) Он не ставил себя выше других, но при этом был исполнен спокойствия, самообладания и достоинства. Главное, что Он внушал, - трепет, а не страх. Я думаю, причиной этого были его глаза. Да, я уверен, это были его глаза, настолько прекрасными они были. (…) Глаза его были настолько ясными, что, казалось, Он открывал вашему взгляду всю свою душу. Душу простую и чистую, которая совершенно не боялась вашего испытующего взгляда. Никто больше так не мог смотреть». (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).
Позднее, в Харбине, Гиббс принял православие, монашество и священнический сан. Татьяна Манакова, одна из авторов-составителей книги: «Меня потряс переход в православие Чарльза Сиднея Гиббса. Все-таки не такой быстрый после гибели Царской Семьи – в 1934 году. Он сознательно шел к этому шагу много лет. Как пишет сам Гиббс, на него произвело отношение к православию Царской Семьи, конечно, его подтолкнуло и их смирение во время страданий в заключении. Но надо сказать, что интерес к богословию был у него и в студенческие годы. И отец его хотел, чтобы Гиббс стал священником англиканской церкви. Но через много лет он стал православным священником».
«Нам кажется, что события, о которых мы сейчас вспоминаем, произошло давно. Однако живы люди, которые помнят тех, кто лично знал Царскую Семью», - заметила Татьяна Манакова.
В Харбине Гиббс он познакомился с мальчиком Георгием Павельевым, оставшимся без родителей и усыновил его. Один из сыновей Георгия, тоже Чарльз Гиббс, ныне здравствует и является хранителем и правообладателем архивных материалов деда, всю свою жизнь бережно хранившего живую память о Царской Семье. Жившего этой памятью.
Один из последних друзей отца Николая (Гиббса) Дэвид Битти спустя несколько дней после его смерти пришел к его приемному сыну Георгию. В спальне почившего он увидел икону, подаренную отцу Николаю Царской Семьей. «Георгий рассказал, что за три дня до смерти священника икона потускнела, а потом начала светиться.
«Икона действительно светилась… - вспоминает Битти с едва заметной улыбкой. – Больше я ничего не скажу».
В ту минуту Дэвид Битти думал о том, что отец Николай наконец оказался там, куда так стремился. «Отец Николай с нетерпением ожидал того часа, когда наконец снова сможет увидеть Царскую Семью. И я понял, что этот миг настал». (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»)
Загрузка...
